[Копт. ], последняя стадия развития египетского языка, который образует самостоятельную группу внутри семито-хамитской (афразийской) языковой семьи; как живой письменный язык существовал в III-XIV вв.; конец функционирования в качестве разговорного относится к рубежу I и II тыс. (локальные случаи в В. Египте отмечаются в источниках до XIX в.); в наст. время сохраняется как богослужебный язык Коптской Церкви. Особое название (о происхождении термина «коптский» см. в ст. Копты) получил гл. обр. в связи с изменением способа письма на алфавитное (вместо древнеегип. иероглифики, иератики и демотики). К. я. важен не только для изучения истории и лит-ры христ. Египта, но и для реконструкции фонетических явлений в древнеегип. языке и исследования лингвистических проблем в целом.
Начало фиксации егип. языка в письменных памятниках относится к кон. IV тыс. до Р. Х. (см. в ст. Египет Древний). Первые попытки приспособить греч. шрифт для передачи егип. слов встречаются в нескольких греч. рукописях III-II вв. до Р. Х. и в граффити II в. по Р. Х., но в них собственно егип. фонемы передаются комбинациями из греч. букв. Вероятно, греки, став жителями Египта и выучив местный язык, не считали нужным овладевать сложной системой демотического письма и в случае необходимости прибегали к помощи знакомого им греческого. Демотические же знаки для отражения егип. звуков начинают использоваться в целой группе текстов магического содержания, датируемых I-V вв. по Р. Х. Причину их появления связывают с желанием добиться действенности заклинаний, к-рая требовала точного звучания. Число знаков в них разнится и значение их неустойчиво, язык этих памятников получил название старокоптского. Т. о., переход на новый способ письма начался раньше христианизации Египта и был обоюдным, т. е. шел и со стороны чужеземцев-греков и по их примеру - со стороны египтян. Но только в результате работы над переводами Свящ. Писания в кон. II - нач. III в. сложился и был принят единый алфавит, состоявший из 24 греч. букв и неск. знаков, заимствованных из демотики для обозначения егип. звуков; впервые за почти 4 тыс. лет существования егип. языка получило фиксацию его действительное произношение.
Известно 3 вида копт. шрифта. Книжный (унциал) употреблялся при переписке наиболее значимых лит. памятников; документальный (курсив) - при составлении важной офиц. документации; подписной (полуунциал) - для подготовки незначительных документов и проч. Со временем четкость и ясность книжного унциала трансформировалась в стилизованные формы: буквы то, сжимаясь, вытягиваются (т. н. узкий стиль), то, наоборот, становятся приземистыми и толстыми (толстый стиль). В поздний период буквы начинают неестественно клониться влево, нарушается их пропорциональность по отношению друг к другу, в начертании появляются неожиданные разрывы.
На К. я. сохранились как переводные, так и оригинальные тексты. Их характер по преимуществу религиозный, но они принадлежат к разным традициям: христианству (см. разд. «Коптская литература» в ст. Коптская Церковь), гностицизму, манихейству, герметизму и др. До сих пор не решены вопросы, был ли коптский в употреблении как лит. язык также и в иудейской общине и принимала ли она участие в переводе на него книг ВЗ.
В копт. письменных памятниках отразилось многообразие диалектов Египта, их взаимовлияние и взаимопроникновение. Вопрос об их числе и локализации до сих пор остается открытым. Большинство исследователей выделяют 5 диалектов: саидский (араб. Саид - В. Египет), ахмимский (г. Ахмим, севернее Фиваиды), субахмимский (между Ахмимом и Оксиринхом), файюмский (Файюмский оазис), бохайрский (пров. Бухейра в Зап. Дельте); некоторые насчитывают до 10, учитывая т. н. смешанные. Расхождения в лексике и синтаксисе между диалектами незначительны, основные различия лежат в области фонетики. Именно по этой причине жители, напр., Гермополя, с трудом понимали жителей Александрии, что делало необходимым перевод книг Свящ. Писания отдельно для каждой диалектальной зоны.
Роль лит. языка играл гл. обр. саидский (самый южный) диалект (IV-VIII вв.). Его орфография отличается наибольшей нормативностью, что может свидетельствовать о целенаправленной разработке анонимными создателями. Были выработаны и принципы обучения новой письменности: сохранились школьные списки слов и образцы упражнений по синтаксису. Именно на саидском диалекте писал классик копт. лит-ры архим. Шенуте († 451), оставивший в своих сочинениях непревзойденный образец К. я. Значимость текстов, написанных на этом диалекте, подтверждается тем фактом, что их продолжали копировать в IX-XI вв. в Файюмском оазисе, Сохаге, Эсне (Исне) и Эдфу (Идфу). После араб. завоевания, когда культурная и духовная жизнь егип. христиан сосредоточилась в Н. Египте, главное место постепенно занял бохайрский (самый северный) диалект, на к-ром составлены богослужебные книги коптов.
К. я. никогда не был гос. языком. В период его становления Египет был рим. (визант.) провинцией и в роли офиц. языка выступал греческий. После арабского завоевания (639-642) документацию еще некоторое время продолжали вести на греческом, но число литературных копт. текстов заметно увеличилось. На рубеже VII и VIII вв., после объявления халифом Абд аль-Маликом араб. языка государственным, коптский был постепенно вытеснен из всех областей и сохранился только как богослужебный язык Коптской Церкви. Однако причиной этого стали не только гос. реформа и прямая необходимость в едином языке делопроизводства, а целый комплекс обстоятельств: переселение в Египет иноверного населения, обладавшего военной силой, политической властью и поддержкой мусульм. мира; увеличение подати с христ. населения и переход господства в экономике к мусульманам; частое притеснение коптов, опустошение монастырей, всегда служивших центрами культуры, уничтожение или забвение материальных и духовных ценностей, к-рые в них хранились; разрыв Коптской Церкви с визант. христианством после Халкидонского Собора (451); наконец, социальное расслоение самих коптов, нередко приводившее к вероотступничеству.
Уже став арабоязычными, копты начали составлять грамматики и словари К. я. (сохр. с XIII в.), что свидетельствовало о его исчезновении из повседневного общения и о необходимости специальных усилий для его освоения и сохранения. Авторы этих трудов, входящих в состав уже копто-араб. лит-ры, опирались на араб. филологическую традицию.
Для К. я. характерно широкое заимствование греч. лексики, в котором иногда несправедливо видят его неразвитость. Однако сам по себе факт влияния греческого в ситуации билингвизма населения вполне закономерен. Кроме того, усвоение греч. лексики зачастую осуществлялось по принципу не восполнения понятийных лакун, а замещения уже имевшихся лексических единиц К. я., и для этого были свои причины. Создатели церковной письменности заботились о том, чтобы лексика, связанная с национальными религ. представлениями, не мешала правильному восприятию христ. веры. Так вошло в употребление греч. слово πνεῦμα (дух): хотя есть и копт. слово с тем же значением (), но оно слишком напоминало о боге Кнефе; понятие «святой» можно было выразить копт. , но это слово обозначало и языческого жреца, поэтому в употребление вошло греч. ἅγιος. Словом же, усвоенным не только греч. аскетической традицией, но и через нее - русской, стало название известного монашеского центра Скит (копт. - букв. «вес сердца»).
К. я. также испытал влияние греч. синтаксиса, проявившееся, в частности, в усвоении греч. союзов, частиц и предлогов. Впрочем, это явление следует признать скорее факультативным, чем необходимым, поскольку К. я. располагает предельно развитой глагольной системой, позволяющей выражать очень широкий спектр синтаксических связей. Есть неск. классификаций коптских глагольных префиксов, каждая из которых отражает определенный набор особенностей как в значении, так и в построении фраз. Напр., первые и вторые времена, дуративные и лимитативные, префиксы главного и придаточного предложений. Первые и вторые времена, вероятно, различают предложения по цели высказывания: первые выражают повествовательность, а вторые - вопрос и восклицание. Одни префиксы главного предложения служат для обозначения единичных событий в прошлом и настоящем, другие - итеративных; существует неск. будущих времен, включая т. н. пророческое, в зависимости от степени уверенности говорящего в непреложности сообщаемых событий, и будущее в прошедшем для обозначения предстоящего действия с т. зр. не говорящего, а героя повествования; побуждение к действию тоже может быть задано с разной степенью строгости и с разной эмоциональной окрашенностью. Префиксы придаточных предложений задают максимально точно как характер связи между действиями главной и зависимой частей (цель, следствие, причина, условие и т. д.), так и соотношение этих действий, что особенно ярко проявляется в придаточных предложениях времени. Допустимость любых инверсий благодаря т. н. подхватывающим местоимениям открывает широкие возможности и для четкой расстановки эмфаз, и для украшения речи риторическими фигурами.
Начало коптологии в Европе положил в 1643 г. иезуит А. Кирхер, издавший лат. переводы привезенных им из Египта грамматики и словаря Иоанна (Юханны), еп. Саманнуда (1-я пол. XIII в.), грамматики Ибн Катиба Кайсара (XIII в.) и словаря аль-Мутамана Абу Исхака Ибрахима ибн аль-Ассаля (см. в ст. Ассалиды). Однако интерес к К. я. возник еще раньше: известны рукописи с переводами на латынь копт. грамматик и словаря францисканца Т. Обичини († 1632) и А. Пфайффера († 1698). В XVIII-XIX вв. появились грамматики К. я. на разных европ. языках: К. Г. Блумберга (1716), еп. Руфаила ат-Тухи (Рафаэля Туки; 1778), К. Шольца (1778), Г. Таттама (1830 и 1863), А. Пейрона (1841), Ф. Росси (1877) и др., словари М. Вейсьера де Ла Кроз (1775), Таттама (1835), Пейрона (1835).
Современная эпоха изучения К. я. началась с публикации грамматик Л. Штерна (1880), к-рая по целому ряду вопросов до сих пор не потеряла актуальности, и Г. Штайндорфа (1894). Грамматику бохайрского диалекта издал А. Маллон (1904). Выдающееся место среди коптологов занимает В. Тилль, автор грамматики ахмимского диалекта (1928), диалектальной грамматики (1931) и наиболее полной из существующих грамматик саидского диалекта (1955). В 1948 г. в машинописном варианте появилась единственная грамматика старокопт. языка, подготовленная в качестве диссертации Р. Хардтом. Одна из последних грамматик, в которой учтены новейшие достижения коптологии, написана Б. Лейтоном (2000). Среди учебных пособий по К. я. следует отметить учебник Т. О. Ламбдина (1983) и грамматическую хрестоматию А. Шиши-Халеви (1988).
Вместе с работой над изучением копт. грамматики проводятся масштабные лексикографические исследования. Наиболее полным остается словарь У. Ю. Крама (1939) с дополнениями Р. Кассера (1964). Этимологические словари были составлены В. Шпигельбергом (в 1921, переработан В. Вестендорфом в 1965-1977), Я. Черни (1976) и В. Вицихлем (1983).
Крупный вклад в коптологию внесли российские ученые. На рубеже XIX и XX вв. О. Э. фон Лемм первым приступил к работе по изданию и комментированию копт. памятников, опубликовал ряд заметок по копт. грамматике и лексике; признанием его трудов европ. наукой служит переиздание сборника работ в Лейпциге в 1972 г. Его ученик Б. А. Тураев, не будучи коптологом, занимался копт. лит-рой и привлек к ней широкий научный интерес. Источники на К. я. были объектом изучения В. В. Болотова в рамках истории древней Церкви. П. В. Ернштедт издал копт. тексты из ГЭ и ГМИИ, ему принадлежат важные исследования в области копт. фонетики, морфологии и синтаксиса; одно из правил К. я. носит название «правило Штерна-Ернштедта». В исследовании копт. грамматики Ернштедт опирался на сочинения архим. Шенуте, следов., считал их, с одной стороны, отражающими норму живой речи той эпохи (они практически не испытали влияния греч. синтаксиса), а с другой - классическими, служившими эталоном для последующих авторов. Прекрасным знатоком копт. грамматики была А. И. Еланская; она составила каталог копт. рукописей ГПБ (ныне РНБ), перевела многие копт. тексты. Важные работы по гностической лит-ре и переводы группы текстов из б-ки Наг-Хаммади принадлежат М. К. Трофимовой и А. Л. Хосроеву, издание и комментированный перевод гностических сочинений из т. н. Берлинского папируса (BG 8502) - А. С. Четверухину. Вопросами манихейства занимаются Е. Б. Смагина и Хосроев, к-рый также является знатоком пахомианского корпуса. На рус. язык Трофимовой переведена грамматика Дж. М. Пламли (2001), Четверухиным - грамматика Тилля (2007).